Читальный зал

До завтра. И это . . не знаю как, но с Олегом, я по тёмному, не хотел бы встречаться . . я его помню под синим, ночью . . году так в 2010 . . Нууу такое . . скалкой если ток лупить, чтоб не насмерть Пойду возьму, на всякий пожарный ПС И мои извинения господину Шварцману, я ж не хотел его обидеть . . Немножко ошибся, с кем не бывает . . Искрение извинения

Цитата

 А после войны они поженились. Жили, работали, родили детей. Муж не считал свою Зину дефективной, не замечал увечья. Просто любил. Просто жил. И дети рождались, видимо, не от святого духа. И к другим девушкам, которых после войны было много, одиноких, уйти не хотелось. Может быть, потому, что любовь видит в человеке главное, и не видит частностей… Поэтому любящему и инвалидность не преграда. А нелюбящему – и пять килограммов критическая отметка… 

И выдержка, касаемо вывода.
Вывод данный в рассказе, субъективен, неполон и удобный. Всего лишь потому, что руки, ноги не вернёшь, а вот убрать лишний вес, в большинстве случаев вполне реально, нужно просто трудиться в этом направлении, потому как, даже без рук и ног можно многого достичь, а уж с изменением веса, в сравнении, проблем нет) Но человек решил что можно забить на себя, а-ля пускай любит какая есть, нх напрягаться, и пофиг на его антифитишь *полнота*) Так о какой любви речь, если ига ведётся в одни ворота, с ожидаемым результатом по итогу: *нафиг никто никому не нужен, но виноват и крайний, кто-то другой, не важно кто, но не я*...)

Под настроение
Голубая кофта. Синие глаза.
Никакой я правды милой не сказал.
Милая спросила: «Крутит ли метель?
Затопить бы печку, постелить постель».
Я ответил милой: «Нынче с высоты
Кто-то осыпает белые цветы.
Затопи ты печку, постели постель,
У меня на сердце без тебя метель».   
(с)

Смотрела фильм За нас с Вами, Олег топит русскую печь, а у меня навеяло воспоминания далёкого детства. Почувствовав тепло печи, тот вырвавшийся наружу жар, окутавший твое лицо и как заворожённая смотрящая в ее глубь. Открыв затвор печной дверцы, подкладывав поленья и раздающийся треск, заставлявший тебя прикрывать рукою глаза от вырывавшихся наружу из огня раскаленных угольков. Как же не хватает этого тепла, твоё отчего дома.
Помню обстановку в доме: тканые цветные дорожки на полу, алоэ, герань на подоконнике и на гвоздики прибитый коврик с оленями на стене в возвышении железной кровати с панцирной сеткой.
Нарядно одетую, укрытых белой накидкой пирамиды пуховых подушечек, стоящих в возвышении над пуховым матрасом и одеялом. Словно волшебный воздушный корабль под белым парусом.
С детства была болезненным ребёнком. Мама оберегала и все позволяла.
Проваливаешься в эти пуховые объятия, и так сладко, что не хочется вставать, нежась и щуря хитрые глазки, словно спишь. В 6 - ть утра дом наполнялся разновкусьем запахов: пирожки, котлеты, борщ, известкою, вдруг решивший рукой мамы забелить вокруг печи чёрные от копоти пятна, в работе и стиральная машина, током бившая постоянно из-за сырости в доме.
Кровать использовалась на все 200, у нас была в наличии не одна. Спали, прыгала, как на батуте, сеяли песок, служила сушкой для колбасы и в дальнейшем забором от соседей. Ножки у спинки кровати высокие, что оберегало зимой от холодного пола. Жила была и кошка по имени Жанка, чудная разноцветка, гроза мышей и крыс.
Жили тогда очень скромно. Согревало мамино тепло. Скучаю по её рукам. Как нежно их прикосновение, любовь и ласка на троих. Всегда с улыбкой, юморком. Шутки, прибаутки. С русскою душой и песня с ней всегда, везде, где б ни была. Все праздники - гармонь и пляски. Сибирская душа!