Кто-то сильный и большой наблюдает за тобой
А мама сказала мне: «Хочешь посмотреть на него красивого?». Я не ответила , но она всё равно достала из сумки эмалевую кладбищенскую овальную фотокарточку моего отца, где ему 35 лет, он усат, пышноволос, улыбается и даже, как мне кажется, слегка под шафе.
Я похоронила отца в апреле, а сегодня давала показания как потерпевшая, в суде. Я за трибуной, слева прокурор, совсем слева секретарь, справ адвокат обвиняемых. Прямо передо мной судья. И совсем где-то далеко, так, чтобы я не видела даже боковым зрением, сидят убийцы моего отца. Они не убийцы, а подозреваемые в убийстве моего отца. Но я уверена, что эти двое на скамье подсудимых: сначала на крыльце нашей дачи руками, а затем, по неосторожности кто-то из этих двоих сломал черенок от лопаты и оставил вледы своей крови на лопате, следы которой отпечатаны на черепе моего человека, лицо которого так похоже на мое. Губы этого лица целовали меня с рождения в темечко, потом эти губы произносили правила жизни для меня, читали сказки пушкина, курили папиросы беломорканал и гримасничали во время радости, горести или тоски. Это мои родные губы, моё лицо, мой нос.
Эти двое за моей спиной, неповинные люди – так говорят сами они и адвокат. Пусть не сидят, пусть радуются, что всё сошло с рук. Но всё говорит, что это они. И есть свидетель. А я хочу, чтобы эти двое понимали, как это . Хоронить отца в закрытом гробу – страшно. Я не желаю такого же убийцам своего отца.
Сегодня в уголовном деле я видела черты своего лица – губы, нос, брови – на фототаблице. Это такие фотографии, сделанные с места преступления, с места обнаружения трупа. Я увидела не только тело мертвого человека, я увидела руку из-под одеяла, на кровати, где я 15 лет назад смеялась, играла с кошкой, придумывала истории, гляда на пестрый ковер. Ковер упал своим правым углом, закрыв на фотографии лицо трупа.
Фототаблица. Убранство комнаты. Прокурор спрашивает – узнаю ли я мебель и обстановку, да я помню каждую загогулинку на обоях. Тело лежит на кровати слева от входа. Я должна подтвердить, что именно там стояла кровать. Следующая страница дела, тело со спины и я вижу абсолтную фигуру отца – я с детва ползала около него, строила какие-то свои замки у него подмышкой, укутывалась в одной его левой руке, могла просто уснуть, прислонившись к папиному боку. И тут я вижу его тело, прикрытое сползающим со стены ковром.
А потом крупный план, с трех позиций. Я должна была подтвердить, что он – это он. Лицо с трех ракурсов. Мне показали только одну позицию. Мой нос, мой рот, только с усами, а все остальное опухшее, отеки на глазах. А волосы, как всегда, седые и вьются, словно у них нет никаких забот.
Еще два заседания суда.
Я похоронила отца в апреле, а сегодня давала показания как потерпевшая, в суде. Я за трибуной, слева прокурор, совсем слева секретарь, справ адвокат обвиняемых. Прямо передо мной судья. И совсем где-то далеко, так, чтобы я не видела даже боковым зрением, сидят убийцы моего отца. Они не убийцы, а подозреваемые в убийстве моего отца. Но я уверена, что эти двое на скамье подсудимых: сначала на крыльце нашей дачи руками, а затем, по неосторожности кто-то из этих двоих сломал черенок от лопаты и оставил вледы своей крови на лопате, следы которой отпечатаны на черепе моего человека, лицо которого так похоже на мое. Губы этого лица целовали меня с рождения в темечко, потом эти губы произносили правила жизни для меня, читали сказки пушкина, курили папиросы беломорканал и гримасничали во время радости, горести или тоски. Это мои родные губы, моё лицо, мой нос.
Эти двое за моей спиной, неповинные люди – так говорят сами они и адвокат. Пусть не сидят, пусть радуются, что всё сошло с рук. Но всё говорит, что это они. И есть свидетель. А я хочу, чтобы эти двое понимали, как это . Хоронить отца в закрытом гробу – страшно. Я не желаю такого же убийцам своего отца.
Сегодня в уголовном деле я видела черты своего лица – губы, нос, брови – на фототаблице. Это такие фотографии, сделанные с места преступления, с места обнаружения трупа. Я увидела не только тело мертвого человека, я увидела руку из-под одеяла, на кровати, где я 15 лет назад смеялась, играла с кошкой, придумывала истории, гляда на пестрый ковер. Ковер упал своим правым углом, закрыв на фотографии лицо трупа.
Фототаблица. Убранство комнаты. Прокурор спрашивает – узнаю ли я мебель и обстановку, да я помню каждую загогулинку на обоях. Тело лежит на кровати слева от входа. Я должна подтвердить, что именно там стояла кровать. Следующая страница дела, тело со спины и я вижу абсолтную фигуру отца – я с детва ползала около него, строила какие-то свои замки у него подмышкой, укутывалась в одной его левой руке, могла просто уснуть, прислонившись к папиному боку. И тут я вижу его тело, прикрытое сползающим со стены ковром.
А потом крупный план, с трех позиций. Я должна была подтвердить, что он – это он. Лицо с трех ракурсов. Мне показали только одну позицию. Мой нос, мой рот, только с усами, а все остальное опухшее, отеки на глазах. А волосы, как всегда, седые и вьются, словно у них нет никаких забот.
Еще два заседания суда.
27-10-2012 23:30
Россия, Санкт-Петербург
27-10-2012 23:34