Директор Фонда профилактики рака Илья Фоминцев: 90% выпускников медвузов гарантированно убили бы своих пациентов
Эксперты Фонда профилактики рака сообщили об ужасающих результатах конкурсных испытаний кандидатов в проект Высшая школа онкологии — совместный проект НИИ Онкологии им. Н.Н. Петрова и Фонда профилактики рака. Только 8,5% успешных соискателей смогли правильно решить несложные задачи по неотложной медицинской помощи и сохранить жизнь гипотетическому пациенту. Исполнительный директор Фонда профилактики рака Илья Фоминцев рассказал The Insider, что представляют собой выпускники, которые через месяц станут врачами, и что не так с системой медицинского образования в России.
«Высшая школа онкологии» — это развивающийся проект, мы отбираем самых толковых выпускников вузов, интернатур и ординатур других специальностей и пытаемся обеспечить им особое образование, максимально мотивировать и сделать из них лидеров в области онкологии. В этом году третий набор в «Высшую школу онкологии» — из 350 заявок, поданных на обучение, мы должны отобрать 9 человек — то есть конкурс — 38 человек на место.
Первый тур — это по сути был конкурс заявок, выпускникам нужно было указать средний балл обучения, свои достижения — дипломы, грамоты, медали и прочее, показать уровень знания английского языка. Нам важно было также выяснить оценки по таким базовым предметам, таким как патанатомия, анатомия, патофизиология, физиология, биохимия, фармакология и средний балл за весь период обучения. В конкурсе могли участвовать как студенты, так и интерны или ординаторы других специальностей, всего 45% из конкурсантов были как раз интерны и ординаторы, а 55% — студенты шестого курса.
То есть 55% из них через месяц получат диплом врача, а 45% через месяц получат сертификат об окончании интернатуры или ординатуры (действующий сертификат врача). Во втором туре мы предложили конкурсантам задачи из жизни, потратили достаточно много времени на их составление. Вопросы по онкологии не включались по той причине, что без пяти минут врачи идут этой самой онкологии у нас учиться.
Всего было три варианта испытаний по пять задач в каждом, они рандомно выпадали на каждого человека. Для прохождения теста мы создали специальную платформу у нас на сайте, чтобы студенты могли зарегистрироваться для участия в конкурсе и последовательно проходить туры. На исполнение задачи «из жизни» давался час, причем мы никак не могли ограничивать их в использовании «помощи друзей» или Google для поиска правильного ответа.
Единственное, что мы могли сделать, — ограничить доступ по времени к этим задачам. По сути, это бледная пародия на американский экзамен USMLE (The United States Medical Licensing Examination), он гораздо более жёсткий, несоизмеримо гораздо более продуман, там очень много задач и тестов. Там тестируют на живых пациентах, они всё делают вживую в специальных центрах для сдачи, под камеры.
У нас это всё происходило в простецких условиях — мы просто дали соискателям физические задачи из жизни, в основном, связанные с неотложной помощью, проблемы, которые возникают в практике любого врача. У каждого было пять задач и один час времени — необходимо было поставить наиболее вероятный диагноз в каждой ситуации, это были несложные ситуации без подвоха.
Приведу пример:
«Врач скорой медицинской помощи вызван в подъезд дома, где на площадке обнаружен человек без сознания, признаки — холодный пот, цианоз, одышка до 28 в минуту, нитевидный пульс, частота сердечных сокращений 110 в минуту, АД 70/40 миллиметров ртутного столба, на пальпацию живота реагирует слабой гримасой боли, видимых повреждений нет».
Один из самых безумных диагнозов, которые поставили соискатели — облитерирующий эндартериит, это такое сложное заболевание, нарушение проходимости, запирание стенок сосудов. То есть у него на глазах больной умирает от внутреннего кровотечения — лежит без сознания, у него бледная кожа, одышка — это классическая клиническая картина кровотечения. Он ему назначает ЭКГ, промывание желудка, пенициллин.
Во-первых, неправильный диагноз, во-вторых, безумная лечебная тактика даже на этот неправильный диагноз. Промывание желудка от облитерирующего эндартериита, серьезно? И это только один из примеров, мы были просто в ужасе.
Или другая ситуация из задачи — пришёл человек на приём, стали снимать ЭКГ — а он просто умер в этот момент, клиническая смерть. Что делают эти без пяти минут врачи? Они берут человека в состоянии клинической смерти, назначают ему анализ крови! Это то самое место, когда в сериалах начинают орать «Мы его теряем!» «Разряд!» и всё такое прочее. У тебя труп на полу лежит! Ты его сейчас должен реанимировать, на раздумья — нет ни малейшей секунды, его нужно качать и дефибрилировать. У него пульс на сонной артерии не определяется, кровоток остановился. Ты откуда анализ собрался взять?!
Во время тестирования оценивался общий ход мыслей при постановке дифференциального диагноза и тактика лечения, но тут, как видите, оценивать нечего. Конечная оценка с нашей стороны — спас он больного или нет, простейшие вещи.
Ко второму туру после первого этапа было допущено две трети участников. Из них ответили на задачу и «спасли» всех пятерых пациентов из неотложной помощи всего 8,5%. Из 168 человек лишь 8,5%, остальные убили от одного до всех. Ну как — убили? Конечно, это гипотетическая ситуация, они могли умереть даже при правильных действиях в реальной жизни, но во всяком случае, мы ожидали от них этих правильных действий.
Как конкурсанты во втором туре конкурса в ВШО справились с клиническими задачами по неотложной помощи.
У 34% — из пяти никто не выжил, у 31% — умрут три или четыре из пяти, у 27% — умер один-двое из пяти пациентов. 8,5% — выжили все.
Только эти 8,5% показали, что они более или менее понимают, что такое медицина, только их мы и пропустили в третий тур. Надо сказать, что хорошие результаты совпали у этих людей с высокими оценками. Был только один парень, у которого были низкие оценки за обучение, но при этом он прошёл в третий тур, потому что блестяще ответил на задачи.
Те люди, которые были после первого тура в топе списка, — замечательные, отличники отвечали так, что мы просто диву давались. Еще раз повторю, что во второй тур попали только люди с высоким баллом (4,50), хорошим английским, с какими-то заслугами. 38% из них свободно владеют английским языком, то есть это люди, которые к чему-то стремятся, чего-то хотят.
В системе образования, в которой соискатели обучались, они достигли своих высот своих — это амбициозные, довольно интеллигентные люди. Но они не виноваты, просто их не научили.
По моему мнению, в медицинских вузах студентам дают оторванное от реальной жизни образование, которое предполагает, что все остальное они получат в практике, когда придут в клинику. Я не понимаю, почему тогда их называют врачами и дают им юридическое право работать с пациентами. 45% из них в этом году получат сертификат врача, они получат право называться врачом и работать врачом, но все отчётливо понимают, что в реальности они никакие не врачи, им ещё надо дозревать долгое время.
Дозревают они, что называется, по месту работы, поэтому я считаю,что интернатура, ординатура должна длиться пять лет, пока они не дозреют. Кому нужна эта комедия, если они технически не могут быть врачами, их просто нельзя допускать к пациентам в реальной жизни. Человек говорит — я врач, хотя в реальности 90% «врачей» гарантированно убили хотя бы одного пациента в простейших ситуациях.
полностью :
https://medrussia.org/5116-90
«Высшая школа онкологии» — это развивающийся проект, мы отбираем самых толковых выпускников вузов, интернатур и ординатур других специальностей и пытаемся обеспечить им особое образование, максимально мотивировать и сделать из них лидеров в области онкологии. В этом году третий набор в «Высшую школу онкологии» — из 350 заявок, поданных на обучение, мы должны отобрать 9 человек — то есть конкурс — 38 человек на место.
Первый тур — это по сути был конкурс заявок, выпускникам нужно было указать средний балл обучения, свои достижения — дипломы, грамоты, медали и прочее, показать уровень знания английского языка. Нам важно было также выяснить оценки по таким базовым предметам, таким как патанатомия, анатомия, патофизиология, физиология, биохимия, фармакология и средний балл за весь период обучения. В конкурсе могли участвовать как студенты, так и интерны или ординаторы других специальностей, всего 45% из конкурсантов были как раз интерны и ординаторы, а 55% — студенты шестого курса.
То есть 55% из них через месяц получат диплом врача, а 45% через месяц получат сертификат об окончании интернатуры или ординатуры (действующий сертификат врача). Во втором туре мы предложили конкурсантам задачи из жизни, потратили достаточно много времени на их составление. Вопросы по онкологии не включались по той причине, что без пяти минут врачи идут этой самой онкологии у нас учиться.
Всего было три варианта испытаний по пять задач в каждом, они рандомно выпадали на каждого человека. Для прохождения теста мы создали специальную платформу у нас на сайте, чтобы студенты могли зарегистрироваться для участия в конкурсе и последовательно проходить туры. На исполнение задачи «из жизни» давался час, причем мы никак не могли ограничивать их в использовании «помощи друзей» или Google для поиска правильного ответа.
Единственное, что мы могли сделать, — ограничить доступ по времени к этим задачам. По сути, это бледная пародия на американский экзамен USMLE (The United States Medical Licensing Examination), он гораздо более жёсткий, несоизмеримо гораздо более продуман, там очень много задач и тестов. Там тестируют на живых пациентах, они всё делают вживую в специальных центрах для сдачи, под камеры.
У нас это всё происходило в простецких условиях — мы просто дали соискателям физические задачи из жизни, в основном, связанные с неотложной помощью, проблемы, которые возникают в практике любого врача. У каждого было пять задач и один час времени — необходимо было поставить наиболее вероятный диагноз в каждой ситуации, это были несложные ситуации без подвоха.
Приведу пример:
«Врач скорой медицинской помощи вызван в подъезд дома, где на площадке обнаружен человек без сознания, признаки — холодный пот, цианоз, одышка до 28 в минуту, нитевидный пульс, частота сердечных сокращений 110 в минуту, АД 70/40 миллиметров ртутного столба, на пальпацию живота реагирует слабой гримасой боли, видимых повреждений нет».
Один из самых безумных диагнозов, которые поставили соискатели — облитерирующий эндартериит, это такое сложное заболевание, нарушение проходимости, запирание стенок сосудов. То есть у него на глазах больной умирает от внутреннего кровотечения — лежит без сознания, у него бледная кожа, одышка — это классическая клиническая картина кровотечения. Он ему назначает ЭКГ, промывание желудка, пенициллин.
Во-первых, неправильный диагноз, во-вторых, безумная лечебная тактика даже на этот неправильный диагноз. Промывание желудка от облитерирующего эндартериита, серьезно? И это только один из примеров, мы были просто в ужасе.
Или другая ситуация из задачи — пришёл человек на приём, стали снимать ЭКГ — а он просто умер в этот момент, клиническая смерть. Что делают эти без пяти минут врачи? Они берут человека в состоянии клинической смерти, назначают ему анализ крови! Это то самое место, когда в сериалах начинают орать «Мы его теряем!» «Разряд!» и всё такое прочее. У тебя труп на полу лежит! Ты его сейчас должен реанимировать, на раздумья — нет ни малейшей секунды, его нужно качать и дефибрилировать. У него пульс на сонной артерии не определяется, кровоток остановился. Ты откуда анализ собрался взять?!
Во время тестирования оценивался общий ход мыслей при постановке дифференциального диагноза и тактика лечения, но тут, как видите, оценивать нечего. Конечная оценка с нашей стороны — спас он больного или нет, простейшие вещи.
Ко второму туру после первого этапа было допущено две трети участников. Из них ответили на задачу и «спасли» всех пятерых пациентов из неотложной помощи всего 8,5%. Из 168 человек лишь 8,5%, остальные убили от одного до всех. Ну как — убили? Конечно, это гипотетическая ситуация, они могли умереть даже при правильных действиях в реальной жизни, но во всяком случае, мы ожидали от них этих правильных действий.
Как конкурсанты во втором туре конкурса в ВШО справились с клиническими задачами по неотложной помощи.
У 34% — из пяти никто не выжил, у 31% — умрут три или четыре из пяти, у 27% — умер один-двое из пяти пациентов. 8,5% — выжили все.
Только эти 8,5% показали, что они более или менее понимают, что такое медицина, только их мы и пропустили в третий тур. Надо сказать, что хорошие результаты совпали у этих людей с высокими оценками. Был только один парень, у которого были низкие оценки за обучение, но при этом он прошёл в третий тур, потому что блестяще ответил на задачи.
Те люди, которые были после первого тура в топе списка, — замечательные, отличники отвечали так, что мы просто диву давались. Еще раз повторю, что во второй тур попали только люди с высоким баллом (4,50), хорошим английским, с какими-то заслугами. 38% из них свободно владеют английским языком, то есть это люди, которые к чему-то стремятся, чего-то хотят.
В системе образования, в которой соискатели обучались, они достигли своих высот своих — это амбициозные, довольно интеллигентные люди. Но они не виноваты, просто их не научили.
По моему мнению, в медицинских вузах студентам дают оторванное от реальной жизни образование, которое предполагает, что все остальное они получат в практике, когда придут в клинику. Я не понимаю, почему тогда их называют врачами и дают им юридическое право работать с пациентами. 45% из них в этом году получат сертификат врача, они получат право называться врачом и работать врачом, но все отчётливо понимают, что в реальности они никакие не врачи, им ещё надо дозревать долгое время.
Дозревают они, что называется, по месту работы, поэтому я считаю,что интернатура, ординатура должна длиться пять лет, пока они не дозреют. Кому нужна эта комедия, если они технически не могут быть врачами, их просто нельзя допускать к пациентам в реальной жизни. Человек говорит — я врач, хотя в реальности 90% «врачей» гарантированно убили хотя бы одного пациента в простейших ситуациях.
полностью :
https://medrussia.org/5116-90
28-05-2017 15:07